«Ныне и присно» - Страница 66

«Да… Заборщиков… Спаслись мужики или так и остались в холодной финской реке? Кто знает? Проклятый Весайнен!»

Перед глазами вновь непрошено замаячила ненавистная бородатая харя. Желтые лошадиные зубы щерятся в довольной ухмылке: мол, беги, щенок, беги! Дойдет и до тебя очередь!

Мысли о возвращении разлетелись осколками битого льда. «В Колу? Здоровья-то кот начихал. Да еще и пешком. В полярную ночь. Через весь Кольский полуостров… Это даже не экстрим — самоубийство!» Шабанов содрогнулся. «Нет, не дойти… И Вылле… Поедет в монастырь, осаду пережидать? Пекка монастыри жечь умеет — в Кандалакше доказал. Нельзя ей в монастырь. Значит, все-таки в Умбу?»

Сергей мельком глянул на девушку. Лопарка ждала его решения. Сергей представил, как санный поезд въезжает в погост, как навстречу выбегает радостная Агафья… как поморы… узнав о набеге… неловко прячут глаза.

«Да, слова худого никто не скажет — нет здоровья, что требовать? Сказать не скажут… что подумают? У Порьей губы набег проспал, а теперь, в лихую годину, и вовсе под мамкину юбку прятаться прибег… хороший помор вырос… Правду подумают. Такую, что лучше уж в тундре сгинуть… А Вылле? Вылле в монастыре отсидится. Народ в Печенге крепкий — найдется, кому да чем Весайнена приветить.»

— Решили. — Сказал, как отрезал, Шабанов. — Вам в Печенгу, мне — в Колу. Доберусь, потом за вами на шняке пойду. Ждите.

Матул горестно вздохнул. Вылле, по-своему поняв серегины переживания, заулыбалась.

— Не надо бояться! Наш олешка быстрый! Все хорошо будет!

Сергей побурел. «Ну и скотина же ты, Шабанов! О своих бедах подумал, а каково девушке придется забыл?»

— Я молодой был, быстрее волка на калгах бегал! — похвастал Матул. — Дефка не хуже умеет.

Переспрашивать Шабанов не стал — калгами и поморы лыжи называли, от лопарей набравшись.

— Мне тоже калги дашь, — буркнул он.

— Калги дам! Кережа дам! — зачастил Матул.

Известие о том, что приносящий беду гость собрался уходить, сделало прижимистого лопаря неслыханно щедрым.

— Олень дам! — Матул покосился на внучку и поправился, — два олень! И еда!

Судя по нескрываемой радости, лопарь готов снарядить в дорогу прямо сейчас — лишь бы побыстрей забыть о существовании русса!

«А ведь запросто Весайнена обгонят. Отряд в бронях пойдет, не разбегаешься. Поцелуют дверной пробой, да и попрутся домой! Матул с Вылле в монастыре поживут, пока я за ними не приеду… а там и в Умбу…»

С души ровно камень свалился. С грохотом. Сергей даже на лопаря глянул — не удивился ли услышав? Матул привстал с ровы, сверлил Сергея полным надежды взглядом — может, пора олешка для русса запрягать?

«Ночь-заполночь, а мне в тундру? Из успевшей прогреться куваксы? Фигушки!»

— Ты вроде поспать предлагал? — со сладенькой улыбочкой напомнил Шабанов. — Так я не против. Самое время.

Лопарь явственно скрипнул зубами.

Ночь пронеслась незаметно, остался позади скудный завтрак, и очаг давно остыл. Ветер шнырял по куваксе, раздувал пепел. Невесомые сизые хлопья кружили в воздухе, оседая на лицах, на одежде, на оленьих шкурах…

— Вот и расстаемся… — пробормотал Сергей. — А я так и не сказал…

— Что? — чуть слышно выдохнула девушка.

Он и сам не знал. Что никогда не встречал таких? Что не сможет жить без ее улыбки? Что…

— Ты дождись меня, ладно? Я приеду, ты только дождись!

В глазах девушки аметистами блеснули слезинки. Губки дрогнули — по-детски, нежно и беззащитно.

— Я буду ждать! Месяц, год, десять! Сколько хочешь! Ты помни меня, слышишь?! Помни!

Почему-то в голосе совсем не слышалось акцента. Может быть голоса влюбленных во всем мире звучат одинаково?

Они шагнули навстречу друг другу. Одновременно… Грохот сердец наполнял Вселенную…

А поцелуй длился, длился и длился…

* * *

«Что такое «кережа»? Представьте метровой длины лодочку с широким скошенным транцем. Вместо киля — лыжа, над головой — сшитый из оленьей шкуры полог. Представили? Она родная и есть. Кережа. Одиночные лопарские санки.»

Шабанов мысленно раскланивается перед воображаемой публикой и, когда стихают аплодисменты, скромно добавляет: «В кереже я прошел от Ботнического залива до Кольского. Без компаса и, можно сказать, без карты. Подвиг? Вам судить…»

Тут надо бы скромненько поклониться и аплодисменты, как и положено, переходят в овацию.

Если быть справедливым, до Колы еще «лапоть по карте». Той самой, вскользь упомянутой. Начерченной углем на изнанке оленьей шкуры сообразно путаным и невнятным описаниям Матула. Хорошо еще, что Кандалакша на пути — свои люди, русские! — приветят, сани приличные дадут, дружину какую-нито отрядят…

Кережа подпрыгнула на снежном заструге, едва не перевернулась. Сергей ошалело вскинулся, служившее хореем копьецо небольно шмякнуло по оленьей заднице. Тащившая кережу важенка не обратила внимания. Даже головой не мотнула.

«Ну и как такой управлять, если всей упряжи — лямка на шее, да ремень под оленьим брюхом пропущенный? Вожжи конструкцией не предусмотрены — хорей вместо них. На который важенке плевать.» Сергей поморгал, изгоняя из взора дремотную муть.

Над кережей сияли холодные северные звезды. Толковый помор по склонению созвездий и время, и путь определит… Сергей особо толковым себя не считал. И не особо тоже.

А Кандалакша не за поворотом — верст четыреста… Шабанов сверился с матулловой картой — сначала по Колокол-реке, до того места, где она на север поворачивает, а уж потом на полуношник, либо, если на англицкий манер, на норд-ост… Главное — Полярную звезду на левом глазу держать… она ведь и в шестнадцатом веке север указывает. Даже если по-другому зовется.