Ничто сдалось. Силуэт прыгнул навстречу, моментально оказавшись на расстоянии вытянутой руки. Тимша едва сумел остановиться. Горечь разочарования наполнила рот — на Тимшу смотрел… он сам. Зеркало. Все это время, если здесь можно говорить о времени, он бежал к зеркалу!
Человек напротив поднял взгляд. Расширенные — во всю радужку — зрачки полнились безумным весельем.
— Х-ха! Предок! Ты тоже умер? Класс! Два мертвеца в одном тазу… Знаешь, есть такой детский стишок. Или там про мудрецов? Плевать.
— Серега? — неуверенно спросил Тимша.
— Серега? Что это — Серега? Вещь? Тварь? Вопящий над шнякой баклан? А-а, знаю — местный демон! — Сергей лающе расхохотался, но смех оборвался на полузвуке, а в горле клокотнуло звериное рычание.
— Не0ет! Вспомнил! Этот, как его… берсерк! Слышал про таких? А-у-у-у-у! — Сергей задрал голову, завыл по-волчьи тоскливо, безнадежно…
Про берсерков Тимша слышал — в детстве, от стариков… мало приятного. Говорили про овладевшего человеком нечистого, про нечувствительность к боли… много чего говорили.
— А мы с Венькой Леушиным шняку построили… — невпопад сказал он. — И норвегу продали.
Сергей по-птичьи склонил голову набок. В глазах на миг мелькнуло понимание… на миг.
— Венька… веник… метла. Точно, здесь пыль, всюду пыль. И паутина!
Сергей обернулся вокруг себя и протянул Тимше невесть откуда взявшуюся дворницкую метлу. Алебастрово-белую метлу.
— Во! На! Мети. Отсюда и до бесконечности!
Сергей широким взмахом обвел несуществующий горизонт. Тимша метлы не взял.
— На нас бандюки «наехали»… я прогнал, так они домой пришли и Светлану Борисовну избили…
Сергей замер, взор прояснился чтобы тут же наполниться бешеной мутью.
— Что? Повтори, что ты сказал?!
— Я «скорую» вызвал, а приехал ОМОН… — виновато произнес Тимша.
Сергей взревел, жутко блеснули мгновенно выросшие клыки. Сверкающий зеркальной броней кулак ударил в Тимшину грудь… и, вязко чавкнув, прошел насквозь. Безболезненно, как во сне. Сергей дергается, пытается вырвать отчего-то застрявшую руку… Воздух кипит в серегиных легких. Тимша болезненно морщится горячее дыхание обжигает лицо…
— Харю кривишь? — скалится Сергей. — Не нравится? Там, в двадцатом веке, лучше? А хочешь увидеть реальную жизнь? Пойдем, покажу!
На этот раз рука легко выскальзывает из тимшиной груди — чтобы острыми клещами стиснуть запястье. Жесткий — до боли в плече, — рывок, Тимша падает… падает… нет, летит! Встречный ветер полощет отросшие волосы, вышибает слезы…
И снова впереди светящаяся точка… разрастается, разворачивается вширь и ввысь… остановка, как удар о стеклянную стену. Тимша долго восстанавливает дыхание.
Низкое хмурое небо, невысокие сглаженные сопки, вдоль подножий прихотливо извивается река… Черные пятна пепелищ, белизна новых срубов, жальник весь в буграх свежих могил… Повсюду копошатся люди — кто тащит бревна, кто распускает на плахи, ставит срубы… Сожженный хутор строится заново…
Глаза упорно отворачиваются от стоящей рядом сосны. Протяни руку, и шершавая бронзовая кора скрежетнет под пальцами. Протяни… Тимша отводит взгляд, но все равно видит толстый кривой сук, перекинутую через него веревку и висящего обнаженного человека.
Петля туго стягивает скрещенные запястья, голова безжизненно свесилась на грудь, к ногам привязан тяжелый камень… Рубцы на спине — вспухшие, багровые, в потеках засохшей крови… и ожоги от раскаленных шомполов на животе.
— Нравится? — громко спрашивает Сергей. — Угадай, кто висит? Угадаешь — получишь конфетку!
В серегиной руке как по волшебству возникает огромная завернутая в красочный фантик конфета. На фантике сумрачный лес, медведь и оборванный юнец с копьем. Поперек, крупными корявыми буквами — «Мишка косолапый».
— Это я! — Сергей тычет пальцем сначала в фантик, а затем в висящее на сосне тело. — Хочешь попробовать?
Конфета превращается в дубину и больно бьет по спине. Удар заставляет сделать шаг к телу, Тимша касается холодной посиневшей на осеннем ветру кожи… Взревевший ураган швырнул вперед, заставил обнять тело, втиснуться в него, слиться с ним.
И нахлынула боль.
«Что со мной? Где я? Почему так больно?»
«Разве это боль, предок? — усмехается Сергей. Безумие напрочь исчезает из голоса. Теперь он звучит устало и цинично. — Боль начнется потом, когда стемнеет, и финны захотят поразвлечься. Гарантирую море неизведанных ощущений.»
«Я не хотел… не знал…» — слова даются с трудом, но Тимша заставляет себя говорить.
«Я тоже на дыбу не просился… — усмехается Сергей и мечтательно добавляет, — Эх, Каврая бы встретить…»
Причем здесь саамский бог, Тимша не понимает, но спрашивать не решается — боится разбудить безумие.
«Уходи, — шепчет он. — Светлана Борисовна…»
«Уходи? — Сергей ухитряется схватить Тимшу за шкирку, встряхнуть, как щенка. — Я бы ушел, да Каврай держит! Понимаешь?! Тебе мать беречь! Тебе! У нас одна кровь! Помни об этом, предок! И еще: ни один гад не должен уйти безнаказанным! Ни один!!!»
Мощный бросок вышвыривает Тимшу обратно в черное Ничто. Хмурая осень, хутор Весайнена, могильные ряды — все стягивается в точку… исчезает…
И лишь одно остается с Тимшей, вплавленное в мозг, выжженное на костях:
«Ни один гад не должен уйти безнаказанным!»
— Очнись, парень! Слышь? Очнись!
Кто-то настырно трет под носом мокрой ваткой. Тимша морщится, вяло отмахивается от надоеды…
Боль стегнула в поврежденное дыбой плечо, вгрызлась в кости. Судорожно дернулась диафрагма. Тимша закашлялся — слабо, боясь потревожить ушибленные ребра.