Второй и Третий, уважительно посмотрев на сказавшего умное главаря, снова попытались заняться привычным делом.
— Оставьте водилу в покое, — угрюмо посоветовал Тимша, вновь заступая дорогу. — И вообще, паршивый это бизнес, извозчиков трясти. Неужто кого побогаче не нашлось? Или хозяев жизни подстричь кишка тонка?
Исполнители тупо остановились, вновь покосились на вожака. Первый нахмурился, метнул исподлобья по-милицейски тяжелый взгляд.
— Сгинь, пацан! — буркнул он, раздуваясь от злости. — Дрисни, пока из тебя камбалу не сделали!
Разговора не получится, понял Шабанов. Как и предполагалось. Ну, по крайней мере, попробовал… Пора татей по-другому привечать. Как у поморов заведено.
О том, что бандиты наверняка вооружены, да и весит любой из них вдвое больше его самого, Тимша не думал.
— В общем так… — скучно заметил он. — Здесь вам ничего не обломится. Валите на хрен по-хорошему, а то и рассердиться могу.
В заплывших жиром глазках исполнителей вспыхнула радость понимания. Императив «Гони бабки!» сменился не менее знакомым «Нас посылают!» Третий, переходя в боевой режим, полез за пазуху… Тимша его опередил.
Рука хлестнула наотмашь, выпрыгнувшая из рукава монтировка с хрустом раздробила челюсть. Громила с воем рухнул на дорогу,
«Не убил? Жаль. Все равно назад ходу нет… главное не останавливаться.» Костяшки пальцев разбили кадык оторопевшего Второго, бандит захрипел, схватился за горло. Державшийся за спинами подручных Первый, взревел, зажатый в кулаке нож пробил куртку, скрежетнул по ребрам. Обросшая короткой черной щетиной харя надвинулась, заслонив город. Гнилозубое дыхание плеснуло в лицо.
— Не умеешь! — по-звериному оскалился Шабанов. Монтировка крутанулась вокруг руки. — Смотри, как надо.
Кованый прут отработанно хлестнул по запястью, выбил нож. Кожа лопнула, обнажив белеющие осколки костей. Шабанов размахнулся еще раз…
Сухим хворостом затрещали перебитые ребра. Бандит заверещал. Истошно, по-заячьи.
«Этот уже на большак никогда не выйдет». Тимша по-звериному крутнулся — может, кто бандюкам помочь хочет? Желающих не нашлось.
В разрезанную куртку задувал морозный ветер, по коже струилось липкое. Взгляд неспешно и внимательно переползал с одного тела на другое.
— Шалишь, — пожурил Шабанов решившего прикинутся мертвым Второго. — Ты еще живой!
Второй шевельнулся, крысиные глазенки забегали в поисках спасения.
— Братан, не убивай! — прохрипел он. — Чего хочешь дам, не убивай! У меня бабки есть! Много!
— Привыкли жизнь бабками мерить, — презрительно бросил Шабанов. — Честь за бабки не купишь!
У Второго отвисла челюсть.
— Так ты из РНЕ, да? — прошептал он. — Почему ж тогда за черножопого…
— Потому что он человек, а ты гниль! — отрезал Тимша. Окровавленная монтировка вспорола воздух. Коленные чашечки Второго разлетелись вдребезги. Бандит захлебнулся воплем, потерял сознание.
«Теперь и впрямь все…» Тимша устало выпрямился. В бок стегнуло острой болью, закружилась голова. «Надо бы зашить. И куртку… и шкуру…» Шабанов представил, как пришивает одно к второму. На губах появилась слабая улыбка. «Потом, на досуге…» Он обошел вокруг «пятерки», подергал ручку. Дверь не открылась, зато чуть опустилось стекло.
— Зачэм так делал, э? — побелевшее от ужаса лицо Нияза творожно светилось в полутьме салона. — Завтра их друзья савсэм мэня убивать будут, да? Уходи! Я тебя нэ знаю!
Тимша недоуменно уставился на Нияза. Монтировка забыто покачивалась в руке. Откуда-то со стороны донесся пронзительный женский визг. Его подхватили другие голоса. Рана болела все сильнее и сильнее.
— Тебя-то за что? — тускло буркнул Шабанов. — Видели, кто увечил… Хочешь, джип задарю?
Он кивком указал на осиротевший автомобиль.
— Дур-рак ты! — с чувством резюмировал Нияз. — Как и все русские!
Стекло опустилось ниже, показалась кисть с зажатым в ней полиэтиленовым пакетом.
— Суй железяку — салон пэрэпачкаешь, что жены скажут?
Монтировка исчезла в пакете. Нияз тяжело вздохнул, щелкнул фиксатор замка.
— Садис, — сварливо бросил водитель. — Пятдэсят рублэй зарабатывать буду…
«И снова часы — шестнадцать двадцать пять. Всего четыре минуты между двумя хлопками дверцы. Четыре минуты, трое калек, два авто, один убивец… Пора командовать запуск.»
— Поехали, — напомнил Тимша. — Пока бдительные граждане твой номер не записали.
Жигуль рванул, по крутой дуге обходя бесчувственные тела, заскочил в проулок, пересек один двор, затем другой…
— Тэпэрь пускай ищут, — хмыкнул на глазах оживающий Нияз. — Номэра давно снэгом залэпило.
Голос доносился почему-то сквозь три ватных одеяла. Тимша тряхнул головой, сунул руку в прорез на куртке. Пальцы наткнулись на длинную с вывернутым наружу мясом рану.
— У тебя аптечка далеко? — спросил он. — Вата нужна. И бинт…
Очнулся Тимша в комнате. Теплой и — он приоткрыл один глаз, — по-восточному уютной. То есть, с коврами на полу и стенах, широченной, заваленной подушками и валиками, оттоманкой, портретом незнакомого горбоносого старца в золоченого багета раме и живописно раскиданными повсюду пуфиками. Даже корпус стоящего в углу телевизора украшал яркий восточный орнамент.
Шабанов наскоро перебрал в памяти предшествующие события — драка, затем побег… поездка… и снова драка. Изувеченные отморозки. Насыщенный выдался денек. Знать бы еще, куда попал… И как?
Он шевельнулся… левый бок полыхнул болью — словно крысиная стая пирует. С губ сорвалось неизбежное упоминание падших женщин, орального секса и еще с десяток свойственных могучему русскому языку выражений.